Записки из музыкального магазина - Марина Рябоченко

– Отстаньте от девчонки! – Лариса Ивановна взяла меня за руку и оттянула от Олега. – Да не бойся ты! – заметив мой перепуганный взгляд, засмеялась она. – Никто тебя не тронет, да Валь? – обратилась она к строгой даме. – Шутят они все…

А я, действительно, была напугана. Я была очень домашним, скромным ребенком. И жизнь, в которую вдруг попала, казалась мне чужой, полной опасностей… Этот мир был населен взрослыми, очень умными и талантливыми людьми, которым и «здрасьте» страшно сказать…

Как уже упомянула, редакция стала вторым моим местом работы. До десятого класса много профессий примеривала на себя, но на финише абсолютно растерялась. Окончив школу, я, не в пример другим одноклассникам, осталась лицом к лицу с вопросом «Кем быть?» Заодно с подругой подала документы в педагогический, но на экзамен даже не пошла – быть учителем я не хотела. «Болтаться» без дела в те годы было нельзя – могли привлечь за тунеядство, и потому с началом сентября я стала курьерить в Центральном Банке на Неглинной. Тоже, кстати, пристроила мама по дальнему знакомству – вдруг мне понравится быть финансистом? Шесть месяцев тоски смертной. Кошмарный сон. Лишь несколько воспоминаний на память. Как болела по две недели каждый месяц… Как косились на меня тетушки нашего центрального операционного управления. Моей обязанностью было ходить мимо их столов и собирать отпечатанные платежки. Каким же раздражителем было для этих полноватых, скучающих за своей работой, уже уставших от жизненных неурядиц немолодых дам юное видение в мини-юбке! Они часто обращались ко мне с едкими вопросами и глупыми замечаниями: – Марина, поправь лифчик. У тебя одна грудь выше другой… – как будто тихо, но так громко, чтоб слышали все, могла сказать любая из них.

Наивная и впечатлительная, я бежала в туалет и пыталась отрегулировать уровень грудей, хотя сделать это было совершенно невозможно – тогдашнее женское белье шилось как-то намертво, без этих скользящих по лямке пряжечек.

Сидела я в так называемой «темной» комнате, без окон, весь день при электрическом освещении. Две взрослые девушки – им было за двадцать – занимали соседние столы. В иные дни работы у меня было очень мало, но читать книгу категорически запрещалось, разговаривать тоже. Я впадала в кому, часами глядя в стену напротив… Тогда еще был жив комсомол, и он рьяно боролся с курением. Я в те времена не курила, а вот девчонки, сидящие рядом, несколько раз в день выходили на перекур. Спрятав сигарету в рукав, прихватив флакон духов, они отправлялись в туалет, запирались по кабинкам и дымили… Иногда их прорабатывали на комсомольских собраниях – тетушки из большой комнаты чуяли запах табака даже сквозь крепкий аромат «Красной Москвы»… Все в этом управлении было пропитано притворством и ханжеством, все мне было неинтересно и противно… Не хватало воздуха, я просто задыхалась…

И вот Лариса Ивановна ушла, оставив меня посреди секретарской комнаты. Я, не в силах опуститься в предложенное кресло, развернулась и поспешила в телетайпную – там около стола стоял стул. Аппараты стрекотали без умолку и так громко, что закладывало уши, не слышно было собственного голоса… На сердце было тоскливо – и вот опять я в «темной» комнате, на этот раз одна… Вдруг дверь распахнулась: – Ну как, справляешься? – строгая дама из-за бюро, технический секретарь редакции Валентина Петровна быстро оглядела мой рабочий стол. – Ты чего здесь прячешься? Иди в секретарскую, пока не оглохла… Я послушно пошла за ней, как и велели, заняла кресло рядом с бюро. Имея уже опыт, очень хорошо понимала, как нужно вести себя на работе. Выпрямив спину, сидела молча, уставившись в самовар, который стоял на столике прямо напротив моего кресла. Каждые двадцать минут уходила на телетайп и, возвращаясь, принимала ту же позу.

– Обедать будешь? Столовая на третьем этаже, а буфет прямо от редакции, – подсказала Валентина Петровна.

– Спасибо. Я не хочу, – выдавила в ответ.

А уж как врала! Есть мне очень даже хотелось! Но я и представить не могла, как это вдруг войду в столовую, и меня кто-то увидит, и я буду уплетать борщ на виду у этих небожителей – журналистов. Нет, я чего доброго подавлюсь этим борщом… Сидеть голодной, правда, тоже было неловко. Где-то часов с двух в моем животе начался грозный рокот, и я, любуясь самоваром, то краснела, то бледнела от стыда.

Мой рабочий день заканчивался в четыре часа, затем наступала смена вечернего курьера. Валентина Петровна с первого же дня стала отправлять меня домой в три, а то и в два.

– Иди, иди… Ничего, справимся, – успокаивала она меня.

Я уходила. И не потому, что спешила домой. Просто чувствовала, что мое присутствие ее и раздражает, и сковывает… Я очень переживала – и из-за того, что оставляю свой «пост», и потому, что так напряжено и неловко чувствовала себя не только с Валентиной Петровной, но и со всеми другими людьми в редакции.

В конце второй недели, в пятницу, выпроваживая меня домой, Валентина Петровна вдруг сказала:

– В субботу работает только дежурная бригада. Ты можешь и не приходить. А хочешь – приходи. В отделе писем Ольга Ивановна будет, пообедаем вместе…

Она говорила как-то сухо, без улыбки. Я еще больше оробела… Кто такая Ольга Ивановна, знать не знала, и почему я должна с ней обедать – тоже. По дороге домой все обдумывала и обдумывала слова Валентины, и додумалась – меня приглашают на обед! Зашла в магазин и купила бутылку модного тогда вина «Токай».

– Вот, это к чаю, – выложила я на бюро коробку конфет на следующее утро. – Я еще и вино купила. Если можно…

– Что ж дорогое такое? – вдруг заулыбалась Валентина Петровна. – Ну, прячь все в шкаф…

Время с десяти до двух опять прошло в напряженном молчании. У секретаря всегда была какая-то работа, и я даже представить не могла, что вдруг оторву ее от дела хоть каким-то словом. И вот настало время обеда. Вся дежурная бригада скинулась, Ольга Ивановна с Валентиной Петровной накрыли стол в отделе писем. Есть при этих незнакомых людях я по-прежнему боялась, но зато выпила четверть стакана «Токая». Вдруг расслабилась, чему-то вместе со всеми засмеялась, что-то сказала…

– Ты смотри, наш человек! – обрадовалась вдруг Валентина Петровна. – А то знаешь, мы уж думали, что ты чокнутая какая-то… Сидишь как истукан, неживая… Да ты ешь, милок, не стесняйся! – она стала накладывать мне на тарелку салаты и бутерброды. – Надо же, свой человек!..

Я наконец-то вздохнула полной грудью, и вдруг почувствовала, что это мое место работы, мой дом, мое все…

Валюша и Надюша

Технических секретарей в редакции было двое – Валентина Петровна и Надежда. Работали они посменно, через день. Так получилось, что первые две недели моей работы у Надюши болела маленькая дочка, и на ежедневную смену, без всяких выходных, выходила Валюша. После того субботнего обеда в отделе писем наши отношения с Валентиной Петровной стали задушевными. Ей было к сорока, она казалась мне уже почти пожилой, и обращалась я к ней всегда на «вы» и по имени-отчеству. Она неизменно называла меня Маришкой или и того ласковей – милок.

Валюша была прирожденная секретарша. До редакции она работала лет десять секретарем в большой организации, при высоком начальстве, так что нервы имела закаленные. А работа здесь, в редакции, была напряженной – в иные дни без умолку трезвонил городской телефон, дергали по разным пустякам сотрудники из дежурной бригады, заваливал заданиями главный… Валюша, отвернувшись на секунду от подошедшего с очередным заданием начальства, одними губами выругивалась матерком, оборачивалась уже с улыбкой:

– Конечно, конечно! Сей секунд все сделаем!

Она не была горькой пьяницей, но любила перед обедом дернуть стаканчик портвейна – чисто для аппетита, снятия стресса. Неизменно такой же стаканчик стала наливать и мне. Я портвейн до этого даже не пробовала. Во время семейных празднеств пила шампанское или сухое вино – и то рюмками… Целый стаканчик «дергать» просто боялась!

– Да там пить нечего! – смеялась Валюша. – Ты не тяни, залпом выпей и выходи быстрей закусывать, – наставляла она меня, пока я, раздумывая над стаканчиком, пряталась за дверями сейфа.

Я, конечно, «дергала»… Выходила из укрытия и тут же плюхалась в кресло, хваталась за бутерброды… Вкус портвейна мне совсем не нравился, голова становилась тяжелая, ноги на телетайп не несли… Валюша прекрасно понимала мое состояние.

– Да ты, милок, не тревожься. Сиди, отдыхай! Я сама на телетайп сбегаю, все сделаю! – успокаивала меня.

Не могу понять, что за интерес был Валюше наливать мне стаканчик, а потом работать за меня на телетайпе. Но так было! Мы с ней прекрасно общались – Валюша была добрая, понимающая, сострадательная душа, я могла поделиться с ней своими домашними проблемами, рассказать что-то личное.